Борис Филатов рассказал о потерях бюджета Днепра и объективной информации во время войны

Мэр Днепра рассказал, как публикации в FB оборачиваются конкретными ракетными ударами, ситуации с наполняемостью городского бюджета, необходимости объективного информирования в условиях военного положения.

Обо всем этом шеф-редактор Оbozrevatel Орест Сохар говорил с мэром Днепра Борисом Филатовым в авторском проекте «Орестократия». А основные моменты из интервью перескажет Информатор Деньги. Далее цитируем мэра Днепра.

Днепр потерял где-то 60% поступлений в бюджет

– Как формируется бюджет города? Например, бюджет страны имеет дефицит приблизительно 7-8 миллиардов евро. А что с городским?

Борис Филатов: Плохо. Скажу так: от предполагаемых поступлений мы потеряли где-то 60%, собрали только 40%.

– Как вы это компенсируете?

Борис Филатов: Очень просто. Мы приостановили все капстроительство полностью. Понятно, что мы обслуживаем город, сажаем цветы, ремонтируем дороги, чистим ливневки, лампочки меняем. Город чистый, ухоженный, но нет ни одной стройки.

У нас было запланировано столько хороших, правильных, добрых вещей: парки, тепломодернизация. Мы очень много хотели сделать хорошего после того, как должна была закончиться зима, а любое городское хозяйство имеет такую временную цикличность: когда наступает потепление, сразу все начинают что-то ремонтировать и реконструировать. Мы все «капы» остановили. Эти 40% идут на тероборону, на поддержание функционирования города.

– Я так понимаю, выплачиваются зарплаты?

Борис Филатов: Конечно, зарплаты, соцвыплаты, все… Как-то так.

– Даже разрешили коммуналку не платить.

Борис Филатов: Есть другая проблема – с теплом. Это как бы одни цифры, но, например, люди перестали платить за воду. Это вещи несопоставимые. Я уже обращался неоднократно и сейчас, пользуясь случаем, хочу обратиться ко всем, кто увидит наше интервью: 300 грн за услуги горводоканала можно всё-таки найти. Потому что если ещё горводоканал обанкротится, тогда просто воды не будет.

О сотрудничестве с мэрами других городов во время войны

– У меня сложилось впечатление, что децентрализация, усиление местного самоуправления сыграло очень большую роль в успешном противостоянии в этой войне. Создание подразделений ТрО, строительство линий обороны во многом держатся на высокой активности местных громад и мэров. В чем фишка?

Борис Филатов: Украина всегда была с сильными горизонтальными связями. Нужно говорить не только о местном самоуправлении, но и о волонтерстве, о гражданском обществе. У нас очень специфическая страна: в момент серьезных вызовов мы все объединяемся. Но при этом, когда становится чуть легче, сразу начинаем выяснять между собой отношения. Об этом тоже можем поговорить, потому что это, для меня, в частности, очень больно.

Вот простой пример, если мы говорим о децентрализации: на прошедших выходных у меня было три мэра. Днепр как бы транзитный хаб, и через нас все ездят на Донбасс. С учетом того, что сейчас с Западной Украины начали отправлять ТрО, мэры, соответственно, тянут какие-то «ништяки», едут к своим пацанам, и все заезжают ко мне поговорить, кофе выпить, кто переночевать. Вот был Саня Семчишин (Хмельницкий), потом приехал Тарас Кучма (Дрогобыч), потом заехал бывший мэр Умани Саня Цебрий (мэров бывших не бывает). И это постоянно… И житомирский мэр Серега Сухомлин приезжал, и другие коллеги, не говоря уже о том, что мы на этом горизонтальном уровне постоянно между собой общаемся.

Для иллюстрации: вчера разговаривал с мэром Стрыя: Стрый подарил Днепру машину скорой помощи. Причем не какую-то там буханку, а конкретно реанимобиль – шикарный, полностью нафаршированный всем необходимым оборудованием. Позвонил мне мэр и сказал: «Ну, тебе он больше нужен. Забирай». С учетом того, что у нас сейчас военкомат позабирал на фронт большое количество техники, в том числе станции скорой помощи, мы взяли. Это показывает, что Украина сильна именно вот таким взаимодействием.

Я к чему привожу пример про этих трех городских голов: это же не попало в ленту. Я нигде не вышел, не сказал: «Вот я с Семчишиным, вот я с Кучмой, а вот там Стрый подарил скорую помощь». Но такое взаимоусиление дает такой большой оптимизм и надежду, что добрые дела, поддержку многие воспринимают как норму – это не информационный повод, не надо собирать пресс-конференцию, рассказывать, какие молодцы.

Об отношении Филатова к войне

– Как менялось твое отношение к войне?

Борис Филатов: Я, наверное, один из первых понял, что это – надолго, и особенно, когда орки ушли из Чернигова, Сум, Киева и у многих была эйфория, что "вот все, мы уже чуть ли не победили". Я в этот момент понял, что наоборот, война надолго, как бы нужно всегда надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Когда ты уже морально понимаешь, что она не закончится ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, становится легче работать, понятнее.

За эти 80 дней все мы, как говорят, морально истощены, и психоэмоциональное состояние постоянно меняется, как у всех людей. После истории с крейсером «Москва» настроение одно после того, как приходят сообщения о потерях на фронте, особенно, когда погибли твои знакомые, – настроение совсем другое. Поэтому, как у каждого человека, есть какие-то психоэмоциональные качели, это бесспорно.

– Но я заметил по твоему ФБ, что в последнее время настроение стало более драйвовым…

Борис Филатов: Нет. Просто у меня появилось больше времени писать тексты, тогда как в первые дни это был круглосуточный марафон по всем вопросам, связанным с укреплением обороноспособности города, с пополнением критических запасов. Поэтому не было времени писать. Тем не менее, один из постов, его, кстати, Facebook снес, русские на него нажаловались. Это пост после Бучи.

Я написал о том, что нелюдей из-за этого надо убивать по всему миру. Причем я не писал о русских или бурятах. И СК РФ (следственный комитет рф – ред.) из-за этого поста возбудил уголовное дело и подал меня в розыск. Я как бы смеюсь, но они дали сами фактическую юридическую оценку действий своих вояк.

– Я процитирую тот пост: «…Пришло время холодной ярости, и у украинцев есть полное и моральное право спокойно и совершенно с незамутненным разумом убивать этих нелюдей по всему миру». Ты сейчас готов то же самое повторить? Это не была эмоциональная фраза?

Борис Филатов: Конечно. Те люди, которые виноваты в военных преступлениях, а фактически в геноциде нашей нации, естественно, должны понести наказание, где бы они ни находились и какое бы количество времени не прошло. Но этого не было написано в плане "убивать русских или бурятов, или осетин». А СК фактически квалифицировал это дело в РФ, он признал, что они являются нелюдями.

То есть он экстраполировал эту фразу, уточнил, о ком речь. Поэтому это выглядело очень, скажем, смешно, это какой-то юридический парадокс. И они подали меня в розыск. Я единственный городской голова в Украине, у которого есть два уголовных дела: одно от комитета РФ, а второе – от СК Беларуси.

– Какие эпизоды войны были самыми сложными?

Борис Филатов: Наверное, как у всех: когда, скажем, флажки на картах двигались с угрожающей скоростью. Мы не понимали, где оккупанты прорвутся: или на Донбассе, или они подойдут к нам с Харькова, то ли они подойдут со стороны Запорожья или Кривого Рога. Когда шла эта навала, и ты видишь, что они продвигаются и продвигаются, ты просто понимаешь, что у тебя отсутствует лимит времени: нужно срочно что-то делать.

Ну, я об этом уже говорил несколько раз и повторю: для нас вот подвиг Киева, подвиг Харькова, подвиг Мариуполя, Чернигова и других городов – он дал возможность подготовиться. Не выдавая военную тайну, расскажу: мы 24/7 готовили укрепление районов, копали, копали, строили, копали. Мы очень много сделали. Для понимания: по-моему, 38 только коммунальных наших экскаваторов сейчас работают на разных направлениях фронта. Более того, наша техника уже работает в Донецкой области, мы туда их отправили, здесь мы уже завершили.

Естественно, мы просто предоставляем коммунальную технику, финансирование, людей, подрядчиков, но всем этим руководят военные, то есть они говорят, где и как.

Нужны ли успокаивающие сообщения во время войны

– Успокаивающие месседжы нравятся населению. Людям не нужна правда, людям нужно успокаивание. Что с этим делать?

Борис Филатов: Это очень сложный вопрос. У меня нет на него ответа. Почему? Потому что опять же, если бы люди узнали всю правду, то, наверное, у них была бы обратная реальность. Поэтому, наверное, нужно очень четко соблюдать какой-то баланс. Знаешь, тут, наверное, не надо использовать слово «правда». К сожалению, война – это многомерная, очень сложная штука, она нелинейная. У каждого она своя: у меня своя война, а у человека, который сидит даже не на передке, а «на нуле», – своя война, у жителя оккупированной Бучи – своя война, и каждый войну видит по-разному.

Поэтому здесь я использую слово «объективное информирование населения». В подобного рода ситуации, если мы хотим соблюдать этот баланс между поддержанием боевого духа у людей и объективным информированием населения, наверное, нужно, чтобы в том числе говорили именно профессионалы. То есть именно военные спикеры, которые давали бы какую-то объективно взвешенную информацию, но при этом не занимались самообманом… Вот как-то так.

Это такая война, которая идет в прямом эфире, что позволило Украине кардинально прорвать информационное поле. Я думаю, что сейчас в Европе ни у кого нет никаких иллюзий по поводу этой интервенции. Её видят все, но с учётом того, что эта война идет в прямом эфире, то опять же многие увлеклись разными штучками.

Вот, например, некоторые наши уважаемые ведомства, а я могу говорить об этом компетентно как бывший журналист, вдруг решили публиковать какие-то переговоры, когда просто берётся условно запись какого-то оккупанта: этот примат говорит о чем-то со своей самкой, озвучивает какие-то глупости, а потом это выносится.

И о том, что чуть ли не Зеленодольск оккупирован, хотя Зеленодольск – это Днепропетровская область, и он не оккупирован. Его обстреливали, но наши ВСУ и ТРО держат оборону, и мы надеемся, и делаем всё, и уверены, что Зеленодольск не будет оккупирован. Но когда какой-то примат об этом говорит, а потом информация появляется в медиа, то порою возникает паника. Причём первоисточниками являются уважаемые ведомства.

Поэтому нужно иметь какую-то самоцензуру. Поднятие боевого духа или развенчивание морального облика оккупантов, по поводу которых уже никто не испытывает никаких иллюзий, не сопоставима с тем, что этот разговор вызвал в области панические настроения. И по всей стране… Поэтому надо где-то себя сдерживать, потому что сейчас у нас все публикуют разговоры СБУ, МВД, ГУР. То есть все…

Но сказанное не касается Антона Геращенко, который тоже публикует распечатки разговоров. Это мой близкий товарищ, и я считаю, что он делает очень большое дело. Его почему-то решили опять же в фейсбучной войне многие троллить. Я не понимаю, почему, но я просто знаю его не только по Telegram, я знаю, чем он занимается, и, скажем, его Telegram, который сейчас набрал почти 700 тыс. подписчиков, – это, наверное, 1/10 того, чем занимается в информационном пространстве Антон Геращенко. И, поверьте, с точки зрения солдата информационного фронта – он один из самых эффективных бойцов.

– Эту запись разговора опубликовало ГУР. Скажи, пожалуйста, почему в такой ситуации вместо того, чтобы позвонить в ГУР или высшему военному руководству, ты лупашиш в Facebook? Насколько это правильно?

Борис Филатов: Ну, во-первых, не факт, что я не звонил по этому поводу. Я звонил и не буду говорить, кому, и просил подчиненных угомонить, чтобы они глупости не публиковали. Но опять же – кому звонил и зачем – говорить не буду. Но это же была цель – не лупашить коллег уважаемых, а успокоить панику: с Зеленодольском все нормально. И с учётом моей аудитории это зашло.

Елена Скобцева